Ты знаешь, каково это, не иметь права на свободу? На чёртово, описанное в сотнях книг по психологии личное пространство, на личное время, на постоянную девушку, с которой ты не потому, что с ней безопасно, а потому, что она тебе действительно нравится? Да хотя бы на сон после обеда, на возможность устроить себе выходной, на выходные в принципе. Ты знаешь, каково это, ждать каждую секунду, что снова требовательно зазвенит телефон, и тебе придётся снова куда-то ехать среди ночи? Не иметь права провалиться в сон, так, чтобы не просыпаться чутко от каждого шороха. Не чувствовать напряжённой спиной направленное в неё дуло, не ощущать кожей шаги за спиной. Знать, что не будешь этой ночью подставляться под пули, под удары, и единственное, что тебе грозит – это не вписаться в дверной косяк, когда идёшь в туалет, не раскрывая глаз. А потом с утра, как и в сотни других таких же дней, подняться, почистить зубы, пока варится кофе, наскоро его проглотить, обжигаясь, натянуть костюм и уйти на работу.
Это – тоже его работа, к которой он привык так же, как привыкают миллионы людей. Не скучная, не увлекательная, не любимая, не опротивевшая, такая же обыденная, как работа менеджера в салоне техники, куда он вчера случайно зашёл, или повара в пиццерии рядом с домом. Разница, что ему, в отличии от остальных, за эту работу неплохо платят. Вот только нужно ли?
Продался когда-то за возможность обладать мечтой, единственным, о чём вообще когда-то мечтал. Теперь и от мечты остались только ржавые куски железа, и мечтать давно и навсегда разучился. Не о чем и незачем. Но ничего уже не изменить, и то, что у него внутри, никого не волнует. Даже его. Всё осталось на дне залива, под десятками метров солёной воды, а работа ждёт, теперь он – её часть. Или ты с нами – или против нас, и даже он понимал, что против не выдержит и недели. Какими бы крепкими ни были узы, какими бы ни были его заслуги – здесь нельзя быть против. Даже нейтральным быть нельзя, слишком велики ставки. Здесь принято играть «all in», и ставок меньше уже не принимают.
Отсюда не уходят. Можно взять отпуск, больничный, можно исчезнуть с радаров связи, затеряться в больших городах или на островах. Главное – вовремя вернуться. Ты знаешь, каково это? Не мечтать о будущем, не представлять свою жену, свой дом, детишек рядом с ней. Не иметь права на мечту вообще, и на близких рядом с собой, на чувства, на эмоции. Превратиться в свою работу, и заполнять ей ту тянущую пустоту, которая всё равно будет внутри. Встречами, адреналином, яркими женщинами, завистливыми разговорами за спиной. Постоянной суматохой, нервами, усталым взглядом, заряжённым виски в руке. Напряжение внутри, которое не снять ни чем. Постоянная готовность, ко всему. Умирать, драться, убивать, строить многоходовые комбинации, чтобы выйти сухим. Почти идеальный инструмент, без лишних слов и действий. «Ни любви, ни тоски, ни жалости»(с).
Незаконченная пьеса для пианино. Ты хочешь спросить, страшно ли это, когда тебе всего двадцать пять? Наверное, может быть. Ещё страшнее было в двадцать четыре, и совсем невмоготу в двадцать три. Каждый день, двадцать четыре часа в сутки. Сначала ты ломаешь себя, заставляешь терпеть. А потом привыкаешь. Ко всему когда-нибудь привыкаешь.
У незаконченной пьесы нет финального аккорда, она одна для всех, но конец для каждого свой. Сейчас она играет, и чёрт знает, что будет через секунду. Семь нот, из них можно успеть сложить многое.